Набег на кремль
Интервью с художником Чингизом Айдаровым
TransitoryWhite
21st October 2021
TransitoryWhite
По образованию ты педагог живописи. Преподавал ли ты когда-нибудь? Как ты начал заниматься искусством?
Чингиз Айдаров
У меня среднее специальное и высшее неполное, поскольку я только до третьего курса доучился. Но, согласно диплому, я действительно педагог живописи. Однако, я никогда не преподавал. Разве что на практике, когда мы ходили в Детскую художественную школу. Мне кажется, на меня повлияло другое. Во время обучения в колледже я увлекся живописью начала XX века, как, наверное, и все, у кого так называемое "классическое образование", то есть художественная школа-училище-академия. Большинство таких людей проходило через любовь к импрессионистам, потом к постимпрессионистам. Я также был увлечен этими направлениями, копировал импрессионистов, подражал им. Однако, я не знал, как именно назвать то, чем я занимался. В итоге я поделился мыслями с моей преподавательницей по истории искусств. Она рассказала мне о школе современного искусства Art East, возглавляют которую Гульнара Касмалиева и Муратбек Джумалиев, классики нашего отечественного искусства. Я пришел к ним и именно в этой школе у меня начало формироваться более ясное понимание. Это был 2009 год. Самыми бурными для меня как раз были 2009-2010 года. Когда ты только начинаешь, очень важно, чтобы у тебя было много выставок, чтобы ты участвовал в большом количестве проектов. В этой школе вообще все было другим, непохожим на более ранний опыт. Мы садились в кружок, в центр ставилась работа одного из студентов и мы ее бурно обсуждали. Там была абсолютно другая логика, абсолютно иной подход. Я же, все-таки, постсоветикус, и мы учились по шаблону. А тут все новое, и, конечно, меня все это увлекало. Я помню, что я туда ходил прямо как на праздник.
TransitoryWhite
Какую из своих работ считаешь самой важной?
Чингиз Айдаров
Наверное, мои "Набеги". Они появились после того, как я съездил в Берлин в 2015 году через культурную программу Гёте-Института. Они пригласили по два человека из разных стран постсоветского пространства для ознакомления с немецким современным искусством. Мы каждый день в течение недели посещали по два-три музея и галереи. Это для меня была первая столь далекая поездка и я восторгался всему. В составе делегации от России была Мария Букова. Мы все делились тем, какое искусство есть в наших странах. Я рассказал о том, что у нас есть "ленивое искусство", есть замечательный художник Улан Джапаров, который его придумал. Оно заключается в следующем: художники приезжают на 10 дней на озеро Иссык-Куль и делают разные работы. Мария Букова в ответ на это рассказала, что у них есть "быстрое искусство", когда ты приходишь и сразу на месте что-то делаешь. Мне это понравилось, потому что по темпераменту такой тип работы мне ближе, нежели "ленивое искусство" На что Мария предложила нам поменяться - мы в Кыргызстане начал бы "быстрое искусство", а она в Красноярске - "ленивое". Вернувшись домой, я предложил Марату Райымкулову организовать красноярскую "Бастровку". Но у него не оказалось времени. В итоге я решил организовать это сам, позвал нескольких художников своего, поколения. Я провел первый "Набег" и выложил отчет в виде поста на Фейсбуке. Сначала, кстати, он назывался не "Набег", а "Быстровка", как в Красноярске. Я вначале не обращал внимание на название, потому как считал, что "Быстровка" - это форма, метод, инструментарий. Потом сделал вторую, третью. На третьей мой старший товарищ Улан Джапаров сказал, что, раз я подхватил эту тему, то стоит изменить название. Потому как изначально "быстровки" имели иные корни, а теперь приобретают новые черты, другой дух. Я начал выбирать названия, сначала искал аналоги на кыргызском языке, но не нашел, поэтому решил, пусть пока что будет "Набегом". Вообще я до сих пор переосмысливаю, что такое "Набег", но мне нравится то, что я делаю. Я выбираю место и начинаю с ним взаимодействовать посредством тела, подключаю различные вещи. Нет пафоса, как мне кажется. Ты вмешиваешься в пространство, но не особо видоизменяешь его, "Набег" практически не оставляет следов. Как правило - это 2-3 часа, в зависимости от поставленной мною людям задачи.
Вот, к примеру, недавно, мы собрались с людьми, сели в круг и стали рисовать. Многие мои участники спрашивали, что рисовать. Люди были несколько растеряны от отсутствия конкретной задачи. За этим было интересно наблюдать, ведь у всех свои мысли, у всех свой внутренний цензор, как бы не сделать глупость. Я сказал: "Давайте обсудим то, что сейчас происходит - ковидную эпоху". Мы стали обсуждать и параллельно рисовать. Кто-то рисовал что-то схожее с темой разговора, кто-то - совсем отстраненное.
Каждый "Набег" я стараюсь делать разные вещи, не повторяться. Я стараюсь выбирать из разных "фракций", направлений искусства. Кто-то любит видео, кто-то просто рисовать и так далее. Ты просто берешь и сталкиваешь этих людей, наблюдая, как они будут взаимодействовать в едином пространстве. Я на эту ситуацию смотрю еще и с антропологической точки зрения. Конечно, в "Набеге" нет такого, как "вот я тут главный". Наоборот, моя тактика - как можно меньше выглядывать. Мне нравится, что я как бы есть и меня в то же время нет.
TransitoryWhite
В российской историографии набегом назывались нападения племен, окружающих т.н. русские земли. Набег характеризуется непостоянством, ограниченной темпоральностью. Является ли набег в таком случае колониальной практикой? Можно ли твой Набег рассматривать как практику отзеркаливания колониальности?
Чингиз Айдаров
Набег - это форма, явление не перманентное, а временное. У меня не было анти-колониального посыла, поскольку колонизацией - как мне кажется - занимаются транснациональные корпорации с огромными ресурсами. Мы же небольшая группа, максимально 10 человек. Более того, это довольно демократическая организация, и у нас нет задачи сильного политического заявления.
TransitoryWhite
Твои перформансы похожи при этом на акции - в чем ты видишь для себя различие между этими двумя формами?
Чингиз Айдаров
Это то же самое, просто я делаю несколько иным образом. Мне кажется, в акциях есть конкретное политическое заявление. Вначале я тоже делал что-то схожее, вообще был человеком достаточно радикальным. Сейчас же я прихожу к некой золотой середине, говоря о форме выражения. Мне такие работы уже не нравятся, мне они кажутся несколько грубоватыми. Интересно попробовать выразить подобное более простыми и минимальными средствами. Я, собственно, и стараюсь делать простые вещи, которые бы били в точку.
TransitoryWhite
Когда ты только приехал в Россию, ты, насколько мне известно, подрабатывал на разных работах, в том числе и грузчиком. Сфера современного искусства в России же довольно элитарна - тут редко бывают художники из рабочего населения. Был ли тебе, как художнику, очевиден этот диссонанс, который заключался не только в твоем отношении к т.н. “центру” как мигранта, но и дополнительно классовый разрыв, существовавший между тобой и твоими коллегами?
Чингиз Айдаров
Мой переезд в Россию был связан с экономическими вопросами. Мне хотелось заработать денег, купить землю и построить свой дом - для того, чтобы спокойно заниматься искусством и быть независимым. С другой стороны, мне хотелось “насмотреться” и развиваться как художник, в том числе и в России, поэтому я и переехал. Что касается классового разрыва, конечно, я его вижу, и мне как раз он интересен, и работать на стыке этого мне очень нравится, поскольку я вижу совершенно разные не пересекающиеся друг с другом сферы. Например, мне приходилось таскать мешки на 23й этаж вдвоем с моим напарником. Совмещать такую работу с искусством было вначале очень сложно.
Кто-то мне недавно сказал, что у меня антропологический подход, поскольку я полностью погружаюсь в материю, но я иначе не могу. Вячеслав Ахунов, художник из Узбекистана, как-то ответил на вопрос, зачем художнику деньги, так: для того, чтобы купить время. Я с ним полностью согласен, это один из главных товаров для художников
TransitoryWhite
Как бы ты описал понятие “мигрант”? Является ли это понятие исключительно юридическим, или это так же миро- и самоощущение? Каким образом оно проявляется?
Чингиз Айдаров
Когда я приехал, я решил, что нужно сделать какой-то жест, заявить о себе. Сначала я устроился грузчиком в кондитерский комбинат, работал три месяца без выходных. В тот момент я начал разрабатывать то, что мне нужно сделать. Решил сделать очередной "Набег" на Красной площади, как в месте силы. Я подумал, что нужно сделать что-то дерзкое. Конечно, я рисковал, меня могли депортировать в любой момент. Я выбрал день, свой первый за долгое время выходной, 10 сентября 2017 года. Что интересно, это оказалась годовщина, ровно за 2 года до этого был проведен первый "Набег".
Возвращаясь к теме мигранта - у меня нет вот именно этого ощущения внутри. Да, я мигрант по статусу, но мы же всегда придерживаемся того, кем мы себя ощущаем. Я мигрант, но на первом месте у меня моя профессиональная деятельность, я всегда на все смотрел через призму того, что я художник, в первую очередь. А о понятии легальности-нелегальности я никогда не задумывался. Я и так мигрант, зачем мне об этом еще говорить - все, что я сделаю, будет с этой точки зрения и восприниматься.
TransitoryWhite
Сейчас в Гараже выставлена одна из твоих работ. Расскажи немного о ней?
Чингиз Айдаров
Выставка посвящена времени, его преодолении и со-работе с ним. На ней выставлена работа, идея к которой у меня уже была. Я редко делаю работы в стол, поэтому храню многие работы в качестве идей, чтобы реализовать их, когда придет время.
Я 2017 году я работал в кондитерском комбинате “Добрынинский”, по 12 часов в день, с семи утра до 7 вечера. Для грузчиков это была довольно простая работа, поскольку мы работали на машинах. Однако, пол был довольно неровный, с большим количеством выбоин, и за упавшие торты необходимо было платить штраф. Я работал в паре, и у нас был один день выходной. Однажды, его ребенок заболел и он взял отпуск, и у меня поэтому целый месяц не было выходных. Я также жил в хостеле, где в комнате вместе со мной жило еще человек 15. Поскольку мы работали посменно, спали мы на одних и тех же кроватях, и свой матрас нужно было скрутить перед тем, как уйти на работу. Тогда мне показалось, что я попал в безвременье - механичность повторения действий, ежедневная рутина без выходных поместила меня в пространство где время, казалось бы, остановилось. И образно для меня это сфокусировалось в скрученных матрасах. В этот момент появляется некая ритуальность.
Под редакцией Лины Ильяевой и Иры Конюховой.