Вирус независимости варшавского арт-сообщества
Лина Романуха
12th January 2021
Польский Vogue называет его одним из самых интересных современных варшавских художников. Себя же он идентифицирует с вирусом, который семь лет назад оказался в теле польского общества и сейчас пытается с помощью искусства и моды бороться против дискриминации.
Лина Романуха
Тарас, расскажи, пожалуйста, о своем детстве и контексте в котором ты рос.
Тарас Гембик
Я из маленького городка Камень-Каширский, с населением в 12 000 человек, где на весь город три пятиэтажных хрущевки. Я из семьи музыкантов, мама скрипачка, играла в оркестре. В 90-х у нас было так холодно в квартире, что мы ходили дома в валенках. У нас была одна комната для сна, где были включены все электрические приборы. В городе из глянцевых изданий продавали только журнал ELLE и я просил маму, чтобы она мне его покупала. А еще была прекрасная учительница зарубежной литературы, которая открыла для меня Кафку, Камю, Сартра. Эти авторы запустили во мне процесс поиска ответов на экзистенциальные вопросы. Каждое лето поезд сообщением Ковель - Симферополь отвозил меня на два месяца к бабушке в Крым, а поезд Ковель - Львов — в Борислав, где мы каждое лето проводили время у родственников. Сейчас я очень благодарен опыту, который получил дома: были и драки, и травля, но все это закалило меня и дало возможность встать потом на ноги.
Лина Романуха
Почему ты решил переехать в Польшу и как проходил период адаптации?
Тарас Гембик
В 2013 году, когда мне было 17 лет, я приехал в Польшу для учебы в Люблине на косметолога. Я был впечатлительным мальчиком, который наверняка не до конца понимал себя и свои желания. Наш постсоветский социум не особо способствовал саморефлексии, поэтому люди очень часто не могут быть теми, кем они являются на самом деле. И это, к сожалению, касается не только выбора профессии.
Когда в Украине началась война на Востоке и экономический кризис, материальное положение в моей семье ухудшилось и родители больше не могли меня материально поддерживать. Надо было выбирать: или возвращаться назад (что для меня было билетом в один конец), или брать себя в руки, и строить свою жизнь. Я начал ездить на сезонные работы. Затем переехал в Варшаву. За пять лет я многое повидал: спал полгода у друзей на полу, друзья приносили из ресторана еду и давали материальную поддержку. Мне везет на хороших людей. Поэтому тот успех, который сейчас приходит ко мне, это результат коллективный, а не только мой личный. От мамы всегда была очень сильная эмоциональная поддержка и вера в то, что я все смогу. Мы до сих пор созваниваемся и разговариваем с ней дважды в день.
Лина Романуха
Молодой парень в столице Польши. Как тебе удалось удержать внутренний камертон?
Тарас Гембик
Мои старшие братья были немного “задирами”. Поэтому в свои 12-14 лет я видел такие вещи, которые другие, возможно, не видели даже в кино. И уже тогда, очень большую роль в моей жизни начала играть религия. Я начал ходить в церковь в очень хороший период своей жизни, и все правила воспринимал не как взрослый, который ими играется, а впитал в себя ребенком. «Если тебя ударили в одну щеку, подставь другую», — это до сих пор во мне. Меня также вдохновляет перформативность украинской православной церкви. Мне кажется, что именно в церкви я понял, что такое перформанс, и мое первое столкновение с ним было там. Запах, пение, движения - все собралось в одну идею. Я стоял, не понимая, или это какая-то трансцендентальность, или искусно собранный кубик Рубика, но открывался этому.
Лина Романуха
В одном тексте ты сравниваешь себя с вирусом, почему не с витамином? Ведь особенно сейчас слово «вирус» имеет довольно негативную коннотацию?
Тарас Гембик
Вирус разрушает уже установлены системы и связи. Я хочу разрушать стереотипы и предубеждения, у меня нет намерения разрушать что-то хорошее. Например, в музее современного искусства я хочу сделать с друзьями перформанс на тему Волыни. Потому что в польском информационном пространстве Волынь это до сих пор травматическая тема. Даже сейчас, когда слышат, что я оттуда родом, то реагируют или взглядом, или колкими комментариями, или двузначными вопросами. Я хочу показать, что все меняется. Когда-то была Волынская резня, а сейчас улыбающийся парень, который готов с вами обниматься.
В Instagram у меня есть маленький «подпроект» — цикл постов в которых я пою украинские песни. Это тоже вирусность, ведь я из-за своей вовлеченности в мир польской моды транслируют украинскую культуру. Мне часто пишут: «Эй, Тарас, очень классный украинский блюз. Можешь выслать ссылки с песнями этого Виктора Павлика, чтобы я его послушал больше?». Мне кажется, это и есть работа вируса, когда ты проникаешь в какое-то тело, среду и начинаешь её трансформировать изнутри.
Лина Романуха
Ты уже 7 лет в Польше и недавно получил польский паспорт. Как для тебя прошел этот процесс «легализации»?
Тарас Гембик
Очень странно чувствовал себя в момент, когда уже пришел забирать паспорт. Я сидел в холле, ожидая своей очереди, и осознал, что я мигрант не только по определению, но и по внутреннему ощущению. Я бы хотел в своих художественных и жизненных практиках (потому что жизнь — это большой перформанс) суметь показать эту безгосударственность. Я не намерен эксплуатировать роль мигранта, я хочу строить близость: близость мыслей, близость в контакте между телами, в совместных эмоциональных переживаниях. Но я романтик, конечно.
Лина Романуха
Как возникла идея проекта "BLYZKIST", презентацию которого вы недавно сделали в парке скульптур Брудно вместе с одесситкой Марией Бебурией?
Тарас Гембик
Когда я впервые попал в Музей современного искусства в Варшаве это кардинально повлияло на меня, потому что до этого был только этнографический музей в Камень-Каширском. Я боялся зайти в Музей современного искусства в Варшаве, думая, что это не для меня, что это слишком шикарное пространство для состоятельных людей. Замечательно, что сейчас в польском контексте идут разговоры о трансформации музея и его переосмыслении не только как места экспозиции художественных произведений, но и как к о месте помощи, центре мысли и диалога.
В 2018 году я написал в инстаграм-канал в Музей современного искусства в Варшаве с предложением сотрудничества. Тогда как раз была масштабная выставка «Соседи», в рамках 10-го фестиваля «Варшава в строении». Мария Бебурия (Марго) уже работала в музее в отделе образования. Два года понадобилось для того, чтобы нам поверили и дали определенный кураторский инструментарий: возможность самим управлять процессом планирования, свободу в выборе идей, смелость думать об этом проекте в более широком контексте.
Проект “BLYZKIST” направлен на создание безопасного пространства для мигрантов. Это пилотный проект, который только начинается и возможно со временем перерастет в полноценную программу. В центре города, возле Дворца культуры, строится новое здание Музея современного искусства Варшавы. Это будет один из крупнейших центров современного искусства в Восточной Европе. Конечно, это может показаться проявлением пост-имперской гигантомании, но мы думаем об этом как о платформе, которая будет изучать современное искусство Восточной Европы. Наша мечта, которая вполне реальна, наладить еще больше связей с Украиной, обмениваться опытом. Очень хочется, чтобы люди из Украины, из Беларуси и других стран, которые приехали в Польшу и, возможно, находятся в кризисном состоянии, могли найти в музее приют.
Лина Романуха
13 октября в Музее современного искусства в Варшаве состоялась онлайн-встреча «Быть ближе. (Не)доступность мигрантов к культуре», модераторами которой был ты с Марго. Расскажи немного больше, пожалуйста, об этой дискуссию. Среди участников были известные правозащитницы, сотрудницы посольства Украины, доктор гуманитарных наук.
Тарас Гембик
Главную роль модератора этой встречи выполняла Марго, потому что я иногда слишком увлекаюсь размышлениями и далеко улетаю. Во время дебатов мы поняли, что есть разные люди, которые, занимаются вопросом доступа мигрантов к культуре в Польше, которые проводят свои исследования в университете в течение многих лет. Нужно было сделать первый шаг к ним, чтобы начался диалог и процесс синергии. Цель у всех одна, но ее реализация пока раздроблена по отдельных кабинетах. Мы поняли, что стоит начать хотя бы со знакомства между собой и дискуссий о том, что мы можем изменить вместе. Поэтому это тоже "BLYZKIST". Мы с Маро работаем над этим проектом не один год, чтобы иметь возможность говорить об этом с экспертами из других сфер. В конце года мы планируем издать сборник основанный на результатах таких дискуссий и исследованиях.
Лина Романуха
Еще хотела поговорить с тобой о твоей роль медиатора в музее, ведь ты превратил эту работу почти в отдельную художественную практику.
Тарас Гембик
В Польше эта позиция называется эдукатор. Если говорить шутливыми метафорами, то я считаю, что кураторы — это бесы, которые говорят нечеловеческим языком, а заклинаниями, а медиаторы — это святые люди в музее, они сидят над этими манускриптами и переводят их на нормальный язык, донося содержание через себя, свою уязвимость и свой опыт. Они как Прометеи, несущие огонь богов людям. Вот в чем я вижу роль медиаторов.
Для кого мы вообще делаем искусство? Для банков? Для частных олигархических коллекций? Если для людей, то давайте себя не обманывать и признаем, что на том языке, на котором обычно написаны тексты в выставочных пространствах современного искусства, трудно донести идею до посетителей. На одном венецианском Биеннале современного искусства была работа с двумя надписями: «Человеческое» и «Кураторское». Для меня важно каждую экскурсию транслировать и адаптировать к своему опыту. Я тоже, приходя на экскурсию, лекцию или выставку, хочу услышать не только название и год создания работы. Мне важно в медиаторской работе попробовать запустить какие-то процессы, чтобы посетители вышли из музея не с галочкой "увидел", "знаю", а с впечатлениями, переживаниями и вопросами.
Последняя моя экскурсия была в Национальной Галерее совеременного искусства Захента. Там была серия работ фотографа и перформера Джоанны Петровской, посвященная теме бездомности и миграции. Я попытался проникнуть в закоулки своей памяти и дополнить эту выставку собственным опытом. Я не мог рассказать только об одном аспекте этого проекта.
Лина Романуха
Ты довольно известный в варшавской художественной среде, а в Киеве, откровенно говоря, о тебе знают мало. У тебя никогда не возникало желания изменить это?
Тарас Гембик
Я четко понимаю, что всему свое время. Планирую начать музыкальную карьеру с перформано-визуальной составляющей и активно работаю сейчас над этим, пишу стихи. Я не делаю что-то материальное, что можно выставить на витрину или повесить на стену. Все что я делаю - это процесс, который происходит со мной и средой, которая меня окружает. У меня нет желания кому-то что-то доказывать. Мне важно помогать с помощью искусства.
Я сотрудничаю с организацией, которая занимается поддержкой беженок. В рамках проекта «Дар сердца», где я выступил как стилист и креативный директор, вместе с фотографом Юлией Кривич мы сделали каталог из вещей, собранных для помощи беженкам, которые они, однако, не отобрали по культурным, религиозным или нравственным причинам. Сейчас мы работаем над популяризацией страницы благотворительного интернет-магазина "Вторые вещи / Rzeczy Drugie", где можно приобрести эту одежду и аксессуары. Полученные от продажи средства идут на поддержку беженцев и беженок. Также мы делаем коллективный проект, где женщины из этого центра будут вышивать логотипы на вещах. Еще я сотрудничаю с организацией «Сердце города», которая помогает бездомным людям. Вместе с друзьями мы смогли достать у одного бутика 70 пар брюк для этих людей. Вот это и есть мое искусство.
Лина Романуха
Ситуация с LGBTQ+ сообществом в Польше довольно сложная из-за прихода к власти консервативно настроенного правительства. Ты как мигрант и как представитель этого сообщества, как-будто в положении двойной маргинализации. Не чувствуешь ли ты на себе дискриминацию и как вообще воспринимаешь эту довольно непростую ситуацию?
Тарас Гембик
Это сложно. В сентябре этого года около 100 городов и регионов по всей Польше объявили себя зонами «свободными от идеологии LGBTQ+». И я помню эту «Вальпургиеву ночь», когда во время LGBTQ+ демонстрации ловили людей и сажали в полицейские автозаки. Тогда было действительно страшно. Я спрашивал себя, как такое возможно в демократической стране, в XXI веке? Это была буря, гром среди ясного неба, который взбудоражил и поднял все художественное и интеллектуальное сообщество. Он также показал насколько много солидарных между собой людей. Конечно, я знаю много квир-людей, которые не участвуют в протестах, но я выбрал другой путь, мне важно об этом говорить и принимать в этом участие, потому что эти люди — я.
То что происходит сейчас в общественном пространстве Польши вокруг запрета абортов, это ничто иное, чем посягательство власти на основы демократического общества. То же происходило и летом против лиц LGBTQ+. Я хожу на эти протесты, потому что солидарен с женщинами так же, как и с представителями и представительницами LGBTQ+. Эти протесты — это наше общее дело как человеческого вида, а не группы или подгрупп. Очень приятно было видеть поддержку от сестер из Киева, это вдохновляет, всех без исключения.
Лина Романуха
То есть ты следишь за ситуацией, которая происходит в Украине вокруг темы LGBTQ+ и правозащитных акций?
Тарас Гембик
Иногда мне кажется, что у нас в Украине демократия еще не наступила. Я очень хорошо помню насмешки в школе, ссоры и побои. Поэтому для меня эта ситуация настолько эмоционально близка. Я наверное вырос в таких условиях, что всегда буду против злобы, агрессии, насилия в любом его проявлении: на почве гендерной дискриминации, расовой или классовой.
Я слежу за тем, что происходит в Украине в социальных сетях. Мне казалось, что все движется в положительную сторону, но это такие завуалированные улучшения. Потому что с одной стороны, на ТЦ «Гулливер» в центре города выводят световую проекцию радуги, а с другой — приходят правые радикалы и это все быстренько сворачивается. И здесь снова вопрос о выборе, какую позицию занимать. Или я становлюсь на защиту своих и мы об этом открыто говорим, и пытаемся донести, что у нас такие же права, или сидим дома и молчим. Но этого процесса не избежать ни в какой среде, ни в польской, ни в украинской. Мы родились в то время и том контексте, когда об этом еще предстоит поговорить.
Я верю в силу искусства, в то, что через искусство человек может измениться и может поменять свои взгляды. Мы с Марго хотим посмотреть на поэзию наших литераторов с другой стороны и сделать в Музее современного искусства Варшавы квир-чтения украинской поэзии. Школьный курс украинской литературы, особенно для 9-10 классов, очень патриархальный. Сколько ты знаешь геев-поэтов в украинской литературе? Неужели за всю историю не было ни одного? Я очень хотел бы перевоплотиться в квир Ивана Франко или Тараса Шевченко. Почему только одна Ольга Кобылянская позиционируется, как человек "открытых взглядов", да и о ней больше говорят в контексте ее феминистской позиции? Для меня важно вынести поэзию своих знакомых на уровень узнаваемости. Потому что поэзия - очень важный медиум, и она не должна быть помещена в какие-либо рамки.
Тарас Гембик — художник, перформер, стилист, модель. Родился в 1996 году, в городе Камень-Каширский (Волынская область, Украина). В 2013 году переехал в Польшу для обучения. Вместе с Марией Бебурией со-куратор проекта "BLYZKIST", цель которого поиск новых способов установления социальной и эмоциональной близости. Сотрудничает с Музеем современного искусства в Варшаве.
Лина Романуха (1985, Украина) — независимый куратор, арт-менеджер, магистр культурологии. Работала в разных арт-институциях, включая PinchukArtCentre, фонд ИЗОЛЯЦИЯ, Goethe Institute. Организовала выставки, лекции, мастер-классы, арт-ярмарки, фестивали и конференции.
Редакторы: Ира Конюхова, Тамара Хазанова