Центр постсовесткой реабилитации
Анастасия Бергалевич
26th August 2020
ДК Розы — это проект, созданный арт-коллективом «Что Делать» и активистским сообществом города Санкт-Петербург. ДК Розы актуализирует функцию советских ДК. Проект опирается на историю Домов Культуры в бывших социалистических странах, текущий опыт антикапиталистического развития социальных центров в Европе и Латинской Америке и тенденции прогрессивных арт-институций, ориентированных на развитие альтернативных аудиторий современного искусства. В настоящий момент в ДК происходят театральные репетиции феминистских спектаклей, проходят образовательные кружки, работает Школа Вовлеченного Искусства (образовательный партиципаторный проект группы «Что Делать», или ШВИЧД) и ряд других гражданских и левых инициатив. Анастасия Бергалевич взяла интервью у Группы Самоорганизации, которая сейчас координирует ДК и представляет его в публичном пространстве.
Участницы группы: Анна Аверьянова и Наталья Рыбалко — художницы, выпускницы ШВИЧД, участницы арт-коллектива «н и и ч е г о д е л а т ь».
Анастасия Бергалевич
Насколько актуальна работа ДК в рамках современной художественной сцены?
Анна Аверьянова
Для меня ДК Розы — место, где мы становимся свободными исследователями/левыми/художниками/активистами/самоорганизованными сообществами и микроинституциями. Благодаря Школе Вовлеченного Искусства формируются независимые художественные институции — в основном, через сепарацию от школьного проекта и пространства ДК.
Особенность Розы — это лекционная программа, связанная с актуальной философской повесткой и левой мыслью. Школа — с ее регулярностью встреч и продолжительностью программы, заботой и вниманием к голосам присутствующих и телесным групповым практикам — делает большое дело для города, искусства и осмысления товарищества.
Часто между активистскими инициативами, марксистскими кружками и участниками художественных инициатив нет солидарности, товарищества, видения общего дела. Эта проблема складывается из-за разницы языков и медиумов работы. Группы умеют существовать вокруг текста и теории, а вот организация совместных практик — актуальная задача, которую как раз могут решить культурные работники.
Переживание коллективности для меня — это переживание совместного аффекта, события, динамика тел, разрезающих пространство, меняющее место до неузнаваемости. Такими событиями коллективного перформанса стали балы в ДК Розы, в рамках которых участники или группы представляют себя, демонстрируют перформансы, результаты коллективной практики и прочие художественные работы. Еще это ожидание события, его подготовка, декорирование, расстановка объектов. Или запись группового сна-подкаста: когда я слышу эти голоса, интонации, замечаю линки, совпадения в текстах — то там и нахожу коллективность, голос локального сообщества.
Вопрос для художников и активистов: кому сейчас принадлежит разметка городского пространства, осталось ли в воображении поле экстерриториальности — ничейности и свободы, поле, где располагается освобождающая коллективность?
Что Делать поощряют развитие ДК, вдохновляясь примером европейских активистских сообществ, но фактически ситуация не развивается — что-то мешает такому самоорганизованному процессу. Возможно, постсоветская реальность и культурные установки. С пандемическим кризисом стала очевидна разница постсоветской социализации и европейской модели солидарности. Материализовались все наши призраки отцов: призрак советского режима и призрак раннего постсоветского кризиса — связанного с выживанием. Что делать? Я отвечаю на этот вопрос — н и и ч е г о д е л а т ь, и мечтаю создать Центр постсоветской реабилитации.
Анастасия Бергалевич
Как именно нормируется ваша деятельность группой «Что Делать»?
Наталья Рыбалко
В рамках ДК мы можем действовать самостоятельно, но ДК не существует изолированно — нам приходится считаться и подстраиваться под деятельность Школы и выставочной программы, которые идут в приоритете. Кроме того, за аренду платит Фонд «Что Делать» — и это тоже выстраивает некоторую иерархию, пусть и неосознанную.
Анна Аверьянова
В радиусе ДК Розы группа «Что Делать» имеет преимущество в решении вопроса ресурсов и выставочной программ ДК, но старается делегировать инициативу. Для ДК Розы принята практика периодического собрания всех резидентов ДК — где участники могут вносить предложения, и они обсуждаемы.
Есть устав ДК, где указано, что группа самоорганизации отчитывается перед ассамблеей по всем решениям. Эта весьма абстрактная конструкция не работает, равно как и соборность ассамблеи не формирует автоматически политическую агентность участников. Чтобы существовали групповые сборки — нужно это инициировать и поддерживать. Сами по себе кружки не образуют такую агентность — для этого нужно создать политическую ситуацию, а сейчас ассамблея носит полуформальный характер.
Для этого нужно делегировать политическую агентность участникам, дать доступ к организации и ресурсам — через группу самоорганизации и через ассамблеи. Мне видится необходимым согласование трех коллективных документов, по которым может действовать открытая группа самоорганизации и все резиденты. Один текст — по рутине, еще один — по этико-политической составляющей, эта тема соединяется также с экономической повесткой и политикой фонда взаимопомощи «Что Делать». Так что, похоже, нормировать деятельность стремимся именно мы.
Я вижу открытую группу самоорганизации такой структурой, через которую тебя введут в курс дела — а именно предоставят каналы коммуникации внутри сообщества. Но без заботы о ситуации — просто учреждая — это не работает ни на уровне ассамблеи, ни на уровне самоорганизации. Пока это непрозрачная вертикаль, разбавленная периодической коллективной явкой.
Наталья Рыбалко
Пока мы пытаемся опираться на практики поддержания общего пространства, в котором мы обитаем, и на необходимость о нем заботиться.
Анастасия Бергалевич
Что вы понимаете под горизонтальностью, и как должно быть организовано пространство и работа в нем?
Наталья Рыбалко
Горизонтальность, с одной стороны, предполагает взаимную поддержку, с другой — ответственность. Я пока еще не чувствую полную ответственность за пространство. Все равно есть вопросы, которые арендодатель напрямую решает со снимающим помещение Фондом «Что Делать». С другой стороны, очень важно, что у нас есть сообщество.
Анна Аверьянова
Мне кажется важным поддерживать необязательность труда, производства. А также важно в рамках персональной ответственности обеспечивать периодическую смену инициативы — пассивной/активной модальности — как часть заботы, исходящую от каждой/каждого участника горизонтальной системы. Ну и разделение символического капитала — тоже без сроков давности, степени вовлеченности. Как базовый доход.
Есть пространство между идеальным представлением о сообществе и ситуацией с неформальными договоренностями в художественном сообществе, которое не позволяет очертить профессиональные права. Участники процесса оказываются перед выбором: или уйти и выстраивать сообщество собственным путем, или пытаться остаться и менять ситуацию. Процесс, связанный с созданием сообщества и его архитектурой — это и есть работа самоорганизации.
Товарищество в моем представлении — это не всегда комфортно, зачастую это преодоление личных границ «я». Мое художественное исследование постсоветской социальной организации можно посмотреть на страничке http://murzilca.tk — там при наведении на черные квадратики появятся комментарии к выпуску комикса Мурзилка 1993 года. Похоже, произошло слипание понятия советского товарищества и стремления к чувству социальной принадлежности, присущего каждому человеку. Позитивное товарищество или основанное на сентиментальном постсоветском шлейфе товарищество может обернуться легализованным системным насилием. Товарищи находятся в критической позиции по отношению к социализации, гражданскому положению, положению по отношению к власти. То, что мы можем актуализировать как залог товарищества — это эмансипаторность. Удерживая бинарные оппозиции, обнаруживая не догматическую агентность, можно увидеть, какие составляющие или группы, практики соответствуют товариществу.
Анастасия Бергалевич
Оплачивается ли ваша работа?
Анна Аверьянова
Да. Донат, если он есть, распределяется на бытовые нужды, счета, а остальное в нашем распоряжении — как координаторский гонорар. В условиях, где труд не формализован, происходит выгорание и «текучка кадров». Чтобы заниматься в ДК культурным производством, приходится исполнять сначала рутинные программы, собирать донат и заняться мелким бизнесом. А потом уже, «под настроение» — и исследование провести, реализовать вовлеченность в политическую повестку, в художественную. В общем, осуществить полный спектр усилий по поддержанию институции.
Надеюсь, концепция транслокальности, развиваемая нами, позволит помыслить сообщество ДК еще где-то, кроме арендованного пространства, и делегирует ответственность за Розу на безотчетном уровне. Сейчас ситуация карантина меняет экономическую среду и ставит задачу помыслить сообщество, собираемое не вокруг физического пространства (а ДК Розы строилось вокруг помещения, арендуемого, в основном, для ШВИЧД).
В нынешней ситуации удалось продолжить программу в виртуальном ключе, но вопрос о том, может ли существовать сообщество вне информационных событий и общего образовательного направления, для меня остается открытым. Сейчас я вижу развитие ДК Розы в интеграции с школьной образовательно-просветительской стратегией.
Школа Вовлеченного Искусства — это художественное направление, но это не единственный язык культурных практик нашего сообщества. Мне видится интересным развить «школу активизма розы» — чтобы начать видеть консенсус художественной и активистской практики, обрести общее дело. А также продолжать поддерживать существующие кружки — ведь это контркультурные практики переизобретения повседневности.
Анастасия Бергалевич
Как вы думаете, почему культурная обособленность от рутинной и экономической работы внутри художественной практики — это устаревшая модель художественной активности, которую нужно пересобирать? И почему?
Анна Аверьянова
На эту тему в ДК Розы был интересный семинар организованый Романом Осьминкиным «Труд и дар в искусстве и культуре». Подход к художественному труду изменился со времени формирования института современного искусства: создаются художественные профсоюзы, критикуется позиция «художник не может не творить» и т.д.
Радикальное воображение освобождает художника, но если на раннем постсоветском этапе автор заполнял пустотность своей миссией, то теперь художник, скорее, распутывает и переплетает. Где-то между это бинарной схемой лежит та необходимая рутинная задача по заботливой и кропотливой пересборке оснований реальности. Только эта работа — которую сейчас выполняет художник — в будущем мире пост- труда останется за человеком. Сейчас каждое событие художественного производства — отношения внутри, агентность — нужно пересобирать заново.
Связь капитализма и креативного труда превращает художественные практики в экономические и политические. Чтобы получить доступ к этому «чистому искусству» (звучит зловеще), обособиться от политики, чтобы тебя правильно поняли, нужно кое-что (все!) пересобрать. Иначе — как в «Алисе в стране чудес» — ты оказываешься не там, где обособилась. Практики заботы и воспитания — это та работа, которую мы можем назвать стратегической для человечества, если собираемся передавать человеческий опыт. Эта та культурно-политическая задача, которую художники готовы вывести из поля невидимого или естественного, рутинного и колонизирующего.
Анастасия Бергалевич окончила Санкт-Петербургский Государственный Университет (факультет свободных искусств и наук) и Школу Вовлеченного Искусства (арт-группа ЧТО ДЕЛАТ, Санкт-Петербург, Россия). Она медиа-художница и исследовательница, работающая с (цифровой) материальностью и телесностью. В настоящее время она учится на магистерской программе в Государственной высшей школе искусств в Карлсруэ.